Пробежка по городу и искреннее желание пробежаться еще. Сидим на корабле. То ли отшвартовываться, то ли утренней приборкой заниматься. Ожидание великого аврала.
Паруса
Команда «на сезни» дана для всех. Подрываемся, впрыгиваем в обвязку и рвемся с видом бывалых скалолазов вверх, на ванты, под самые облака. Мне это удивительно нравится. Только вот сезни я люблю не собирать, а раздавать. Лучше получается. В этот раз паруса надо убирать – не повезло.
Хотя почему сразу не свезло. Все равно же висишь пузом на рею, периодически теряя под ногами перты, смотришь на далекую палубу и в который раз думаешь, какую скорость сможет развить тапочек, если вдруг все-таки с ноги свалится.
А на соседних мачтах скороспелками висят другие матросы. И ты отвлекаешься от философских задач и со всей дури, со всем своим весом вцепляешься в жесткую парусину и тянешь края на себя. Но то ли сил, то ли смекалки не хватает, и как бы не рвались жилы, как бы не отдавалось в спине и как бы не колол в грудь страховочный леер, ну не идет эта целина белого холста на верх, в твои дружелюбные объятья.
Другие уже укатали свою часть работы, снова разобрали (привязали случайно лишнее), еще раз собрали, разобрали и так раза три, а ты все пыхтишь со своей частью, пытаясь носком сандаля в безумной позе «зю» дотолкнуть сезень до носа, что бы хотя бы зубами его ухватить. Руки-то ворохом парусины заняты.
То шкот не раздали, что шкаторина зацепилась, а ты с невыразимым упорством все же цепляешь непокорную веревку и затягиваешь карман ветроуловителя. И облегченно выдыхаешь. Потом смотришь на нок рея. Там еще таких карманов надо пять или шесть. И все по новой.
А вокруг только море. И белые платочки парусных яхт. И смерти нет.
Помывка палубы
Дело это мокрое. Я уже даже специально влезаю в купальник, жертвую на сутки тельняшкой и шортами. Прохладно же. А в наших условиях вещи по пять суток не просыхают.
Доверяют поиграть со шлангом. Шланг тяжелый сам по себе, а когда по брезентовому рукаву ползет угрожающе водный поток, а потом резко, неожиданно ударяется в борт, не отлететь получается только усилием мысли. И впиваясь пальцами ног в деревянные доски, хватаясь за поток воды, проливаешь корабль. Брызги от прохудившегося шланга во все стороны и ты стоишь в окружении нескольких радуг.
Если нет сил дотянуть непокорную водную змею до края юта, можно, минуя паруса послать фонтан в небо. И тогда соленые тугие капли забарабанят по штурвалу, по рулевому, по приборам GPS, а спрятавшийся в штурманской капитан будет грозить через выбитое стекло и улыбаться.
А в это время Ниагара разливается прямо с трапа, и водяные пузыри надувают словно паруса свои прозрачные спины. Доски сохнут не дожидаясь мыла и измотанный, уставший, новым отработанным движением перекрываешь воду и орешь так же звонко как гудит морской напор: «Вырубай».
Правда сразу же становится немного грустно. От того, что совместный этот смех с водой закончился. И радуги больше не горят.
Камбуз
С любопытством Машеньки задаю Антон Леонидовичу вечные вопросы «А что? А как? А почему? А зачем?».
Старпом, он же сегодня кок, не выдерживает. Плюхает передо мной миску теста, пакет муки и вручает бутылку из зеленого стекла. В бутылке белое вино. Не пугайтесь, мы ее как скалку используем.
Шлепаю на покрытый хлебной пылью стол липкое месиво. Антон Леонидоч демонстрирует: разминает ни в чем невиноватого колобка так, что перекатываются на руках мышцы.
Раскатываю блин. Старательно, с упорством. Втихаря заклеивая образовавшиеся дырочки. Периодически, в едином порыве подтянуть рукав, выхватываю вверх мучную руку. Забываю про низкие потолки. Ударяюсь о балку. Волосы припорашивает облачком взметнувшейся белой пыльцы. Продолжаю дальше.
Мукой уже покрыты брюки, свитер и безрукавка. Фенечки уверенно увязли в тесте. Наконец растягиваю тонкий как лист пласт будущего пирога. Подходит Антон Леонидович, смотрит на мое морщинистое творчество с невыразимым интересом и комкает его в колобок обратно. Со словами «Это учебный проект».
И все по новой.
Вечерняя вахта
Пару часов до вахты. У меня в ушах – композиции а-ля «Пираты Карибского моря». Руки трясутся от лихорадочного азарта, вот-вот придут идеи.
Все идеи для роликов удивительно просты. Но прежде чем они появятся, сходишь с ума и истеришь, выходишь в астрал и перемещаешься со скоростью света. Не хватает времени. Не хватает скорости. Напряжение. Разрядка.
Два сценария я укатала. Лихорадочно пересказал смысл Владимиру. Он одобрил. Меня прорвало, и я посыпала идеями, параллельно умяв у него неосторожно предложенные мне конфеты. Выдохнула, успокоилась. Ушла на вахту. Набрав для совахтенных конфет.
А ведь не отпустило. За пару часов спокойного хода настроила всех читать стихи. И только тогда – улеглось, укачалось.
Темно. Звездное небо моргает среди парусов. Потусторонним светом светятся правый рей блинды – это зеленый бортовой огонь пугает и настораживает. Блуждающим светлячком бродит с фонариком брат Михаил – он в темноте что-то строгает и выпиливает.
У штурманской стоит Антон Леонидович. Огромная тень, чей взгляд чувствуешь даже плечами и лопатками. Почти незаметный в темноте. Только пуговицы и очки отражают всполохи электрического света.
На электрическом компасе – тикают цифры. Выравниваю на курс. Рядом Ксаня восторженным голосом читает Евгения Онегина.
Потом был еще Пушкин, Белянин ( с моей стороны) и Рождественский от Антон Леонидовича. Почти все читали про любовь, и только я, как водится, трагическое.
Строчки замирали в темноте и ложились моросью на рукава и капюшоны. И отсчитывала минуты вахта. И целовал невидимое море ветер. Только огонек сигареты на баке. Больше ничего. Одни стихи.
Побудка
С моей легкой руки – считалочка. Кто пойдет будить фок. Будить людей всегда очень жалко. К тому же невероятно трудно. В этот раз – буду я. Во-первых, вспомнить, где кто спит. Во-вторых, дозваться.
Ласково, нежно шепчешь «просыпайтесь». Из гамака ни звука. Начинаешь толкать, раскачивать, наконец, вспыхивают в темноте глаза.
Вполне осмысленные движения. «Уже иду» и даже попытки натягивать носки. Стоит отвлечься к другому гамаку – первый уже снова спит. И повторяй процедуру побудки по новой.
А встать на вахту надо обязательно. Тебе полупроснувшиеся товарищи указывают на новый гамак. С решимостью охотника на крокодилов расталкиваешь очередного. Спящий отбивается. Бормочет что-то. Дерется и ругается. Продолжаешь будить. «на вахту, на вахту». Наконец взъерошенная Нати подрывается «да грот я, грот. Мне через 4 часа». Что тут скажешь, обознались.
© Катя Сехина
