Всем доброго времени суток, господа читатели!

Сейчас вокруг меня творится полнейший кавардак: наши офицеры в камзолах и треуголках носятся по палубе и кают-компании, собирая экипаж на очередную Crew Party, с соседнего корабля, (а к нам пришвартованы еще четыре парусника) пробегают босые матросы, перескакивают с трапа на трап, держась за ванты, здороваясь на трех языках и улыбаясь. Сидишь в кубрике и начинаешь различать по гулкому топоту или осторожным быстрым шагам, кто ходит по палубе, разделяя интернациональную публику по кораблям и странам. Пристань и пришвартованные корабли живут совсем по-разному, и жизнь на кораблях ничем не уступает побережью в событийности. И, пожалуй, даже веселее и светлее сухопутной. Можно потолковать о чем-нибудь с голландскими моряками, перекрикивая большую суету на палубе немецкого судна, попутно перекидываясь парой фраз и с немцами и с их гостями. Через пару секунд тебя уже окликают парочкой разных имен, потому что невозможно запомнить всех соседей с пяти пришвартованных кораблей, и уж коли ты отозвался, в руки тебе опускается ящик со звенящей посудой, норовящей скатиться за борт, или мешок с картошкой или что-нибудь еще из корабельного провианта и быта. Так, в тесноте да не в обиде, мы стояли в Киле, где на поверхности воды в гавани не успевали исчезать следы одних кораблей, как тут же появлялись все новые и новые белые линии, сплетаясь в огромную паутину на мелкой ряби залива.

Если держаться хронологии, то мы слегка обогнали расписание корабля, оказавшись в водах Кильской бухты на день раньше запланированного. Темные и тихие лесистые берега Кильского канала остались за воротами шлюза, в котором мы стояли с целой стаей маленьких белых яхт, пестрящих флагами разных стран северной Европы. Ощущение величины морского пространства подчеркивали силуэты сотен кораблей, моторных катеров, парусных яхт, нарядных парусников, чьи мачты и реи расписывали в мелкую клетку пространство над водой.



То, что происходило в Киле, на первый взгляд показалось совершеннейшим безумием. В непосредственной близости к немецкому городку Киль кораблям было тесно в гавани, приветственные гудки не стихали ни на минуту. Казалось, что воздух пронизан всеми этими портовыми звуками: плеском небольшой волны о борта судов, командами к швартовке, повторенными много раз на многих языках, жужжанием моторов, скрежетом спускаемых трапов, звоном рынды, гулом толпы на пристани.

Кильский порт был похож на какой-нибудь огромный аэропорт: мы час кружили в ожидании разрешения на швартовку. Получив его и продумав всю операцию до мелочей, мы подошли к назначенному месту, обнаружив там благодушных краснолицых финнов, готовившихся отойти от пристани в обозримом, но совершенно непредсказуемом будущем. Мы легли в дрейф в ожидании дальнейших указаний портовых служб, уворачиваясь от огромных одиннадцатипалубных лайнеров, бесшумно и быстро пересекающих гавань во всех направлениях.

Теперь мы слушали немецкий радиоэфир. В отличие от хриплых и неторопливых голландских речей, здешний разговор был непривычно громок и прерывист. После пары часов дрейфа и лихорадочного предвкушения новой земли, мы пришвартовались к пристани.



Порт – совершенно особое место, где есть всего понемногу, где ты можешь увидеть, насколько причудливы и необычайны судьбы людей, пришедших сюда на кораблях со всего света, через пару дней вновь бесследно исчезающих в морских просторах. Как только кранцы, свешенные за борт, встречают пристань, уберегая корабль от каменного причала, экипаж старается разбежаться по городу, затеряться в нем на пару часов, погулять по незнакомым улочкам, попить кофейку, купить каких-нибудь местных лакомств. И вот ты, отстояв вахту у трапа, в лихорадочной спешке отпрашиваешься у вахтенного офицера, дожидаешься понимающего кивка, и растворяешься в пестрой толпе. Находишь улочку потише и на ней кофеенку поукромнее, открываешь дверь... и встречает тебя громкий хохот команды чуть ли не в полном составе, собравшейся здесь совершенно случайно.

Так вы дальше и бродите по городу, по пристани, напрашиваетесь на разные корабли поглядеть что да как, обходя толпы зрителей, послушно кидающих пять евро в сундуки у трапа, говоришь тихонько моряку на входе: «I`m from the Russian ship, “Shtandart”. И он, улыбаясь, пропускает тебя на корабль. Это такие неписаные правила морского этикета, и, оказавшись за многие мили от родной земли, ты можешь рассчитывать на теплый прием в незнакомом порту – если не на берегу, то на других кораблях – точно. Так мы побывали на “Gotheburg`e”, на «Седове» и еще на парочке окрестных судов. К нам приходили курсанты с «Седова», за время кругосветки выучившиеся помимо морской практики еще и позировать, и не моргать от вспышки. Заходили матросы со шведского парусника, долго благодарили за коротенький экскурс.



Уже второй день нашей стоянки клонился к вечеру. Если первая местная полночь была нами встречена гитарными переборами, голосами Анечки и Христофора, поющих на греческом, испанском, польском, сербском, французском и английском, да парой глотков Гельголандского рома, то вторая ночь…

Вернемся к тому с чего начали. Спускаешься в кают-компанию и видишь людей, копошащихся в куче льняных рубах и треуголок, девушек, подводящих глаза, офицеров в камзолах, неотразимого капитана при параде, и начинаешь подозревать, что отоспаться в эту ночь тебе уже не придется. Это предположение подтверждает и веселенькая музыка, от которой дрожит палуба и топот многих ног, перебегающих с берега на корабль, один из тех четырех, что пришвартованы за нами. Выглядываешь на палубу и понимаешь масштабы бедствия. Костюмированное безумие охватило все пять кораблей, и, цепляясь за ванты, по трапам вышагивают пираты в треуголках, лихо сдвинутых на один глаз, с подрисованными усами, в камзолах с оторванными рукавами…

Всю ночь матросы, офицеры, капитаны отплясывали что-то среднее между рок-н-роллом и сальсой на наклонной скользкой палубе, проводя партнерш под низко покачивающимся гиком, крича что-то друг другу сквозь шум и громкую музыку.



Эта вечеринка удалась на славу, завершилась она на рассвете, когда белый скелетик, висевший на вантах под развевающимся веселым Роджером, стал поблескивать в разгорающемся утреннем свете, и последние гости разбредались по своим кораблям.



Беспощадная и беспристрастная рында разбудила меня в 7.30, бледноватые лица команды за завтраком, подъем флага…

– Вахта флагштока – на ют.

Это самые печальные слова, которые мы неизбежно слышим в каждом порту. Вахта флагштока – это те, кто сходят сегодня в порту на берег, оставляя кораблю его быстрый бег по волнам.

Оставшиеся на берегу смотрят вслед кораблю, машут руками. Мы отшвартовываемся и оставляем гостеприимный немецкий берег за кормой, сегодня мы войдем в датские территориальные воды и ночевать будем уже на датской земле.

Ждите следующих вестей из каких-нибудь городков и деревушек, в которых нам судьба велит пришвартоваться по пути в Орхус.